Обычно к концу парадных и не очень парадных церковных мероприятий,
куда приезжают мои иностранные друзья и знакомые, я впадаю в легкую
тоску. И не только потому, что скоро прощаться. Просто если в программе
мероприятий стоят поездки по епархиям и монастырям, там обычно щедро
одаривают. Настолько щедро, что увезти с собой все не представляется
возможным, ввиду ограничения норм провоза багажа на воздушном
транспорте, да и конечности физических возможностей человека.
Друзья и знакомые периодически сгружают подарки мне, прося что-то
передарить, что-то сохранить до следующего раза. Надо ли говорить, что
следующего раза не бывает – то есть, в следующий раз появляются новые
подарки, которые опять ни у кого не поднимается рука ни увезти, ни
выбросить. И перетаскивать, складировать и разбирать все это предстоит
мне. Памятные сувениры, вручаемые участникам церковных торжеств и форумов,
по степени бессмысленности и беспощадности намного превосходят то, что
принято дарить в офисной и деловой практике. Тем более, в этих сферах
давно пересмотрели подарочную политику в сторону облегчения, перейдя от
напольных статуй и фонтанов на презенты ликвидные, вроде породистой
выпивки.
Есть незыблемое церковно-сувенирное правило – чем выше чин, тем
внушительнее и бесполезнее должен быть дар. Иерею еще могут преподнести
книги, диски с музыкой, сумку с эмблемой мероприятия – в общем, вещи,
как-то применимые в хозяйстве. Архиерею на это надеяться не приходится:
архиерейские подарки проходят по высшей категории.
Основной принцип здесь таков: подарочное изделие должно выглядеть
богато, быть масштабным и массивным, и ни в коем случае не должно иметь
практической ценности. Вот есть у нас царь-колокол и Царь-пушка, первый
огромный и не звонит, вторая огромная и не стреляет. Царь-подарок должен
соответствовать этой монументальной традиции.
Если это просто памятная коллективная фотография - то большого
формата, в увесистой раме со стеклом и на таком общем плане, что нельзя
различить ни одного лица - только форма головных уборов и очертания
одежд помогают опытному глазу определить, что на изображении, скорее
всего, христианские клирики.
Если коробка конфет, то размером метр на метр, и конфеты внутри
непременно седые - то ли из-за всего пережитого в ходе транспортировки,
то ли просто в силу солидного возраста.
Если мед или варенье – то в тяжелой таре, стилизованной под бочонки,
содержимое которых давно и необратимо перешло в твердое агрегатное
состояние.
Милые дивеевские сухарики - и те отпускаются в устрашающе товарных количествах.
Но они хотя бы сьедобны. Их можно раздать, насытив, пускай не пять
тысяч, но уж никак не менее пяти десятков. Сложнее обстоит с подарками
неочевидного свойства, которые заставляют глубоко задуматься о том, что
мог иметь в виду изготовитель. Вот что, к примеру, должен делать
архипастырь с подаренным ему ларцом размером с полстола? С расписным
керамическим колоколом размером с голову? С расписным фаянсовым яйцом
размером со страусиное? С тарелкой диаметром с велосипедное колесо, на
которой крупно написано что-нибудь вроде «К 147-й годовщине образования
N-ского подворья»? С многокрасочным гобеленом три на пять метров из
чистой синтетики, на котором крупно выткана примерно такая же надпись? С
чернильным прибором в виде пятиглавого храма, отлитым явно из чугуна –
по крайней мере, от стола его можно оторвать только втроем?
Даже если архиерею и придет охота писать чернилами – пера и чернил к
прибору никогда не прилагается. Изготовители и заказчики памятных
церковных подарков вообще принципиально пренебрегают презренной пользой -
они имеют в виду не пошлую функциональность, а единственно красоту.
Посему дары густо украшены — золочение, серебрение, узоры, лепнина,
завитуши, сверкающие каменья, развесистые винограды. Не будем сейчас
обсуждать дизайн, это дело вкуса, некоторым из нас по душе сладостный
софринский стиль – но почему-то все это всегда такое одинаковое? Из года
в год, от изделия к изделию, что кружки, что открытки, что шкатулки – те
же завитуши и винограды, те же мотивы и образы, сочетания цветов,
шрифты и композиции, замыленные до состояния трафарета. Как будто все
предметы штампует один и тот же производственный комбинат с ограниченной
ответственностью и крайне ограниченной фантазией.
Каждый раз я перебираю всю эту красоту в печальных попытках понять,
что, как и куда приспособить, кому что передарить, может ли что-то из
этого пригодиться кому-нибудь, и можно ли как-то так обойтись, чтобы
ничего не выбрасывать. Неприятно выбрасывать то, что дарили, скорее
всего, с искренней благожелательностью. На чем изображен крест или
начертано имя Божие. Над чем кто-то трудился. Обычно среди всего этого
не бывает изделий настоящих народных промыслов и вообще предметов,
сделанных руками.
Ничто не носит на себе следов ничьей индивидуальности - ни автора, ни
заказчика, ни дарителя. Ясно, что сувенирная продукция заказывается по
каталогу, на производстве на типовые изделия наносят требуемую символику
и выпускают массовым тиражом.
Но кто-то же все равно старается. Выбирает и утверждает, так сказать,
дизайн, тратит время, силы и средства. Вполне приличные. Я уже не
говорю о том, что на эти средства можно было бы накормить гораздо
больше, чем пять тысяч. Но если даже речь о подарках – можно было бы, по
крайней мере, придумать что-то чуть менее декоративное, чуть более
пригодное для архиерейского обихода.
Даже не обязательно отступать при этом от идеи монументальности:
почему бы не дарить, например, вместо чайной кружки размером с небольшой
бассейн - купель для крещения, вместо настольного канделябра весом в
полтонны - церковное кандило, вместо памятной медали к 47-летию
образования чего-то, диаметром с хорос - сам хорос?
Самое большое испытание – печатная продукция. После многократных
разборов этого добра у меня создалось впечатление, что в каждой
российской епархии выходит минимум по три епархиальных вестника на
плотной глянцевой бумаге обьемом никак не менее 100 станиц каждый. И
каждый обычно преподносится гостю в трех экземплярах: непременно за
позапрошлый, в крайнем случае, прошлый год, и никогда за текущий. Кроме
того, кажется, что в любом областном центре издается по нескольку
наименований православных газет, журналов о воспитании и детских
периодических изданий – и гость получает по три-четыре номера каждого
наименования.
Некоторые епархии выпускают и преподносят визитерам еще и ежегодный
толстый альманах, посвященной местной церковной жизни и составленный из
материалов тех же ежемесячных вестников. Понятно, что презентуется
всегда сборник за год позапрошлый. Так и видишь какого-нибудь
южноамериканского православного клирика, зачитавшегося информационными
сообщениями о поездках клириков N-ской епархии в 2008м году. Нет, можно,
конечно, трактовать это как стремление ознакомить заморских гостей с
повседневной жизнью российской Церкви, а заодно с отраслевой прессой. Но
все, конечно, проще - в роли подарка в данном случае выступает
неликвид, то, что не разобрано со складов и не продано.
И это еще не все. Чуть ли не каждый монастырь представлен если не
толстым альбомом в твердом переплете, то парой толстых глянцевых
буклетов. Чуть ли не все выпускают и дарят посетителям диски с видовыми
фильмами, рассказывающими про храм, обитель, епархию. Добавьте к этому
издания непериодические: неподьемные альбомы к юбилеям и памятным датам в
жизни монастырей, епархий, храмов, архиереев. Существует всеобщая, не
поддающаяся научному обьяснению закономерность: тираж подобных изданий
как минимум вчетверо превышает количество людей, которых они в принципе
могут интересовать. Но и эти издания непременно включаются в подарочные
наборы.
Все это могло бы даже внушать некоторый оптимизм – как свидетельство
возросшего благосостояния нашей Церкви. Если, конечно, не знать, как
остро некоторые церковные издания, научные в первую очередь, нуждаются в
средствах.
Самое весомое из печатных произведений сувенирного жанра осело у меня
– видовой альбом о природе «СОКРОВИЩА ЗЕМЛИ РОССИЙСКОЙ». Не уверена, но
допустим, именно это название писано золотой вязью по его обширной
обложке, отделанной латунными накладками и аппликациями из ценных пород
пластика. Все это, к тому же, уложено в футляр из настоящей кожи с
тиснением и бархатной подпушкой. Конечно, внесла я этот ковчег домой не
одна, мне помогали. С тех пор, уже несколько лет, он лежит там, где был
положен - на полу под журнальным столом (испытывать прочность столешницы
я не стала). Смотреть его можно либо улегшись на пол под стол, либо
стол отодвинув – в любом случае, для просмотра нужны двое: один
перелистывает, другой держит, иначе альбом норовит закрыться и со всей
мочи треснуть читателя по пальцам, а предотвратить это, положив что-то
сверху, не выходит – предметы сразу сьезжают вниз по глянцевой странице.
Вряд ли бы, впрочем, нашелся охотник перелистывать альбом во второй
раз - внутреннее содержание проигрывает наружному убранству и заставляет
заподозрить, что ни фотографы, ни верстальщики данного издания к числу
сокровищ земли российской не относятся.
То есть, не исключено, что где-нибудь в далекой Австралии или Океании
эти бледные снимки зеленых лугов и белых березок могли бы вызвать
интерес. Но попытка частным образом транспортировать альбом в Австралию
или Океанию чревата риском для здоровья пассажира.
Но о такой прозе заказчики церковной сувенирной продукции не думают.
Вообще, предполагается, видимо, что каждый архиерей имеет
триста-четыреста свободных квадратных метров для хранения
крупногабаритных предметов невыясненного назначения. И, конечно,
обладает свободными средствами для оплаты сверхнормативного багажа. Не
говоря уже о том, что путешествует исключительно бизнес-классом в
сопровождении пары дюжих келейников.
Но все-таки не у всех так – по крайней мере, у моих знакомых
архиереев точно не так. Да у дюжих келейников, если у кого они и есть,
обычно всего по две руки, не больше.
Циклопические «КРАСОТЫ» вручил мне находчивый гость одного церковного
торжества, которому я первой попалась на глаза, зайдя попрощаться в
гостиницу. Менее расторопным обладателям альбомов оставалось только
завистливо вздыхать – человеколюбие не позволяло им навьючить меня
дополнительными экземплярами, пришлось искать другие варианты. Каждый
раз, проходя мимо этой глыбы под журнальным столом, я думаю, сколько,
интересно, непочатых экземпляров осталось тогда в гостинице? И что с
ними стало? Наверное, передарили.
Автор: Анна Голубева
|